Пролог
Некогда великий Фф’али’ер – обитель высокородных, отчий дом воителей и чародеев, гроза кочевников и жемчужина севера Сууда – а ныне даром никому не нужное селение Фалир, ставшее приютом для потомков тех самых странников пустыни, против которых некогда и был построен, хирел день ото дня. Его все реже и реже посещали торговые караваны, потихоньку уходили обладатели Дара, а среди членов Совета нет-нет и начинались разговоры о переселении состоятельных жителей в более благополучные места. Да что там говорить, если даже бандитские ватаги – настоящий бич богов для небольших оазисов и мелких городков – не вспоминали о Фалире. Последним, кто нанес визит, стал отряд капитана К’ирсана Кайфата, да и то наемников интересовал живущий здесь пророк, а никак не сам город.
Упадок никак не коснулся лишь старого Хурбина: для того, кто не стремится к богатству и предпочитает тихо коротать свой век за созерцанием неудержимого бега времени, не страшны никакие кризисы. Нищему нечего терять, кроме жизни, а если он не дорожит и ею…
Обитателей Фалира такие взгляды Видящего полностью устраивали. Хочет жутковатый сосед покоя, ну и слава всем Стихиям! Главное, чтобы в чужую судьбу не лез, а там пусть живет, как знает. И лишь внук или правнук Кормчего – он и сам толком не знал, кем приходится Хурбину, – жаждал иного. В свои шестнадцать Талун грезил приключениями, хотел новых ощущений и мечтал о великой судьбе. Какой тут, к мархузу, покой?! Надо спешить, двигаться, бежать со всех ног вперед, к светлому будущему!
Он бы ушел, но… дед. Деда мальчик любил и не мог оставить одного. Выбор между несомненно светлым будущим и мрачным настоящим пришлось сделать в пользу последнего.
– Дед, может, выйдешь во двор, а?! Вторую седмицу в подвале сидишь безвылазно! – закричал Талун, спускаясь по лестнице в комнату под домом.
В руках он держал корзину с фруктами и кувшин с водой – последние дни старый пророк чудил и соглашался только на простую пищу. Отодвинул занавеску, прошел в небольшую комнатенку с голыми стенами, кроватью в углу и низким круглым столом в центре. Серо, убого, уныло, но иной обстановки Хурбин не признавал. Сам пророк обнаружился слева от входа, подле алтаря Орриса. Он сидел с закрытыми глазами на холодном полу, подстелив лишь гнилую циновку, и мерно раскачивался из стороны в сторону, что-то напевая себе под нос. В узловатых пальцах Хурбина помимо традиционных бус тускло поблескивал фарлонг, врученный великому Кормчему за беспокойство капитаном К’ирсаном Кайфатом и с которым тот с тех пор никогда не расставался.
– Совсем из ума выжил старый, – пробормотал паренек и аккуратно поставил корзинку рядом с дедом.
Немного подумал, наклонился и легонько потряс Хурбина за плечо.
– Дед, ну хватит… Заканчивай ты с медитациями, лучше поешь и под тассов свет выйди.
Внутренне Талун был готов, что его опять проигнорируют, но внезапно веки пророка дрогнули и в лицо парня впился взгляд двух красно-белых, лишенных радужки глаз. Парень отшатнулся и, оступившись, плюхнулся на задницу.
– Ты… ты чего?! – воскликнул он.
Вместо ответа пророк рванулся к нему навстречу, схватил левую кисть и вцепился в нее с совсем не старческой силой.
– Замолкни и внемли словам Судьбы, Талун!.. Чу?! Слышишь, как от тяжелой поступи богоподобных уже содрогаются кости Торна, как воют от ужаса обитатели мира духов?! Слышишь?! Уже вернулись в мир Ключи Силы, и Тьма вот-вот схлестнется с Тьмой, а Свет со Светом. Прахом рассыплются древние оковы, развеются чары, и пробудятся ото сна старые Хозяева. Стоящие над законом, те, кто ближе, чем братья, выберут, кому низвергнуться во Мрак, а кому принять Свет. Наступит время великой лжи, и два заклятых врага сойдутся в битве! – Хурбин горячечно шептал, превратившись в кого-то абсолютно чужого и незнакомого Талуну.
Из уголка рта потекла тонкая струйка слюны, на губах появилась пена. По телу пророка то и дело пробегала волна дрожи, заставляя его гримасничать и безумно вращать глазами. Но он все говорил и говорил, будто не мог сдержать потока слов. Будто те сами стремились наружу, чтобы затем нечестивой волной ворваться в неподготовленный разум Талуна. Он бы и рад был их не слышать, но неведомая магия сковала его члены и заставила впитывать всем естеством каждый услышанный звук.
Спустя минуту Кормчий скатился совсем уже до бессвязного бормотания, но главное Талун все же разобрал и запомнил. И теперь ясно осознавал, что уже никогда больше не станет прежним. Магия Пророчеств, от которой парня старательно оберегал дед, коснулась незримых струн в его душе и заставила их звучать…
– Ты уж прости меня, паря. Не уберег тебя от проклятия нашего рода. – Хриплый каркающий голос вырвал Талуна из пелены тяжелых мыслей, и тот вдруг осознал, что вот уже немало времени он неподвижно сидит на полу и таращится на пламя свечей у алтаря Орриса.
– Что? – переспросил парень, уставившись на деда.
И не сразу понял, что перед ним снова старый Хурбин. Истощенный, измотанный припадком и соприкосновением с не самой доброй магией, но все тот же чудаковатый и привычный Хурбин. Даже в глаза вернулась прежняя синь, и они перестали напоминать буркалы демона.
– Говорю, как ни старайся, а кровь есть кровь! Стар я слишком, раздавило бы меня это пророчество, да ты помог. Подставил плечо и принял груз знания, – проговорил пророк, закашлявшись.
Дотянулся до принесенного Талуном кувшина и жадно из него отпил. Поставил обратно, после чего вытер губы тыльной стороной ладони и поманил внука пальцем.
